— "Эхо Москвы" прикрываем? — поинтересовался Рушайло.
— Ты что! — воскликнул Путин. — Я тебе прикрою! Откуда ты будешь свежую информацию получать?
Рушайло склонил голову в знак преклонения перед прозорливостью босса.
— Теперь запоминайте: план действий — простой и решительный. Чеченские горы срыть, сровнять с землей, а землю выжечь. Дальнейшую координацию возьму на себя. В Москве — чрезвычайное положение, пока я не сочту нужным вернуться. С Биллом и Тонькой договорюсь по возвращении, до этого они ничего не сделают… Телепрограмму — на усмотрение Сергеева, три канала оставить, остальные отрубить. Танки по Москве пускать ограниченно, у нас солярки мало, не мне вам объяснять. И смотрите у меня: удержите власть — я с вами. Ещё и возглавлю Большой Закрут. Но не удержите — пеняйте на себя: выпорю как щенят, посажу и только через полгода амнистирую! Мемуары будете писать.
— А ва-ва-ва-ва-ва, — залепетали силовики. — А-ва-ва-ваше превосходительство! Мы тут с Чечней-то справиться не можем, а вы нам целую Родину!
— А кому сейчас легко? — парировал Путин. — Вас много, а я один. Кру-гом!|
Силовики развернулись и на подгибающихся ногах вышли.
— Евгения Максимовича хочу, — сказал Путин в селектор. Примаков прибыл незамедлительно. В последнее время он выглядел все бодрей, ибо чувствовал, что климат в стране заметно улучшился.
— Евгений Максимович, — просто сказал Путин, крепко пожимая руку бывшему коллеге. — Я хочу, чтоб все было как было.
— Я никогда в вас не сомневался, — тепло откликнулся Примаков.
— Пришло время расплатиться за былые унижения, травлю и программу Сергея Доренко, — сказал Путин. — Вы готовы взять дело в свои руки?
Один раз, в августе прошлого года, Примаков уже был готов, и ничем хорошим для него это не кончилось. Но тут, кажется, дело было верное.
— В принципе… — начал он.
— Ну вот и прекрасно, — кивнул Путин. — Я уезжаю восемнадцатого августа. Надеюсь, пост премьера вас устроит?
— А Касьянов? — осторожно спросил Примаков.
— На ваше усмотрение, — поморщился Путин. — Почему это мы с вами должны думать о всякой ерунде? Вам ведь понадобится секретарь-референт? Он юноша резвый и представительный… Прозит! — и Путин налил Примакову несколько капель доброго французского коньяка.
Утро девятнадцатого августа в Форосе выдалось на диво ясным и тёплым. Вечер президенты провели за прекрасно накрытым столом и поняли, что им друг с другом скучно не будет. Рано утром, пока все ещё спали, Путин бросился в воду с четвертого волнолома, глубоко нырнул и нащупал кнопку. Форос оказался отрезан от мира.
За завтраком второй и, как он надеялся, последний президент России слегка надавил на диван, и вертушка послушно вырубилась.
— А не посмотреть ли нам, ребята, телевизор? — весело предложил Путин, ёрзая на диване, чтобы отключить спецсвязь уже наверняка. — Александр Рыгорович, не сочти за труд, передай пультик…
Президенты с надеждой уставились в экран.
— Так что ты задумал, Владимир Владимирович? — радуясь возможности поговорить по-русски, спросил Кучма.
— Фейфас увнаеф, — процитировал Путин любимый анекдот. По всем каналам передавали «Лебединое озеро».
— Что ли, умер кто, или что? — спросил наивный бацька Лукаш и подозрительно, как на призрак, посмотрел на Путина.
— Много будешь знать — перевыберут, — хохотнул Путин. — Лучше музыку хорошую послушай. Или ты русскую классику не любишь?
Лукашенко любил русскую классику, в особенности марш Черномора, и почел за лучшее промолчать.
— Па-ам! па-па-па-па-па-ам! Па-па-па-па-па-пам! — зазвучала главная тема, и на экране возник Евгений Болдин, специально отозванный из отпуска. Лицо его чуть подергивалось.
— Передаём последние известия, — начал он. — Сегодня в Москве образован Государственный комитет по чрезвычайному положению. Наш корреспондент побывал на его пресс-конференции.
На пресс-конференции, где вместо журналистов на всякий случай сидели переодетые в штатское курсанты Высшей школы КГБ, в любой момент готовые крикнуть «Давно пора!», Примаков выглядел спокойнее всех. Остальные не могли удержать дрожи. Рушайло, впрочем, довольно прилично — хоть и без выражения — зачитал обращение к народу, сочинённое Павловским при соавторстве Кургиняна. Кургинян, как всегда, увлекся наукообразной лексикой, но в целом всё звучало внушительно. Путин с радостью узнал о том, что тяжело болен и вернётся к исполнению своих обязанностей, как только разрешат врачи.
— Здоровья вам, дорогой Владимир Владимирович! — не удержался после этого абзаца Рушайло и умоляюще поглядел в объектив.
Болдин зачитал прогноз погоды, добавив, что над всей Россией безоблачное небо, — и лучший балет Петра Чайковского возобновился с самого интересного места.
Повисло тягостное молчание.
— Ну, каков я? — Путин победоносно обвел глазами собрание. — Как вам это понравится? Сейчас и у вас начнется нечто подобное — они же знают, что мы все в Форосе… Пусть, пусть оппозиция порулит. А мы отдохнём. И увидим небо в алмазах.
Президенты СНГ недоумевающе переглянулись. Они поняли, что всё всерьёз.
— Сейчас, сейчас… я только в туалет, — засуетился Рахмонов, и его сдуло.
— Эк его разобрало! — усмехнулся Путин. Он вспомнил горбачёвское предсказание и подивился мудрости предшественника своего предшественника.
Следом за Рахмоновым в туалет отпросился Лукашенко, за ним — Кучма, и скоро Путин остался перед телевизором один. Он посмеялся трусости коллег, но вскоре, будучи разведчиком-профессионалом, почувствовал неладное. Они слишком долго не возвращались.